Вчера в Санкт-Петербурге закрылась последняя виноторговая компания. И что бы ни произошло в ближайшие два дня, оставшиеся до конца недели (за исключением настоящего конца света, разумеется), главнее этого ничего не будет.
Ну да, не закрылась: все они «приостановили свою деятельность на неопределённый срок». Но вина заказать уже невозможно. Купить — за наличные и по курсу на день покупки — из того, что осталось, ещё можно. Но новых поставок не будет. Как долго?
А как долго не будет новых поставок одежды (сегодняшний — пятничный — тренд)? Автомобилей (тренд, кажется, среды)? Пресловутого сыра (устаревший тренд)?
Риторические, словом, вопросы.
Мои коллеги-журналисты закупают вино. В надежде протянуть этот неопределённый срок с минимальным ущербом. Рестораторы и сомелье плачут — и это буквально. Впрочем, вчера мы плакали тоже. Сегодня, проснувшись новым утром, я отменила тему следующего номера, запланированную как «коктейльный бар»: «неопределённый срок» до конца января вряд ли закончится. Скорее всего, возьму тему брю бара — если к тому времени и кофе не отменят как товар не первой необходимости.
Я думала, подводя итоги года, сказать, что люди, наконец, и в России почувствовали вкус хорошего вина. Теперь не буду говорить: слишком грустно. Почувствовали, попробовали — теперь пусть облизываются.
Во времена Брежнева пели «Водка стала семь и восемь — всё равно мы пить не бросим! Передайте Ильичу: нам и десять по плечу». Во времена Горбачёва и Ельцина из сгущёнки и водки варили «Бейлис. Россия. 90-е годы» и «Ликёр киви 90-х» — из сиропа киви и той же водки.
Сегодня закупают ящиками хорошее вино и ломятся в бутик Louis Vuitton: вчера в Москве в нём была давка и очередь на улице.
И, вы знаете, это внушает надежду. Человек, попробовавший по-настоящему хорошее вино, больше не станет пить дешёвые заменители. Как сказал Серж Фери, «я очень долго живу в России. Я знаю: русские всегда найдут выход!»
Всё интереснее и интереснее становится быть русским.